Каждый народ на Земле, независимо от цвета кожи и расы, имеет свои обычаи и верования, свой язык и свои легенды. Каждый народ имеет свою ИСТОРИЮ. Однако она не выпадала и не выпадает из общей истории ­Человечества. Поскольку каждый народ внес в общечеловеческую культуру свой ВКЛАД. Неважно, велик этот вклад или мал, важно то, что он НЕПОВТОРИМ и УНИКАЛЕН. Каждый народ, удобряя почву цивилизации своим разумом, знаниями, опытом, своим трудом, наконец, своей жизнью, участвует в создании общего мирового цивилизационного фона, на котором развивается и совершенствуется весь Человеческий род.

Своя история, свой вклад и у мордовского народа, который занимает свое место в истории Человечества. Эти слова не являются данью амбициозного стремления выделить свой этнос, а трезвое размышление по поводу его исторической реальности. Это означает, что история мордовского народа определяется теми же основными цивилизационными критериями, что и «столбовая дорога» мирового развития. К ним относятся уровень технологического, экономического, социального развития, степень политической организации общества, уровень развития его культуры, быта, этнических и религиозных процессов, степень его участия в синтезе универсальных ценностей. Однако при этом стоит говорить и о собственно региональных общественных взаимосвязях и явлениях.

Перед современной историографией стоит сложная задача создания неидеологизированной комплексной картины социального процесса, соединения воедино истории развития глобальных общественных структур и локальных вариантов основополагающих факторов исторической реальности. Для региональной историографии ее решение затруднено конфликтом в рамках локально-национальной дихотомии. В связи с этим встает проблема концептуального осмысления региональной истории, в частности, истории Мордовии и истории мордовского народа.

Первые попытки разработки концепции истории Мордовии были предприняты в 1920-е годы. Конкретным  опытом их реализации явилась книга Тимофея Васильевича Васильева «Мордовия» (1932), ставшая первой обобщающей работой по истории региона и народа. Ее автор испытал несомненное воздействие трудов Михаила Николаевича Покровского и его школы, что привело к абсолютизации классовой борьбы и социальных конфликтов, оценке государственной политики как русификаторской и колонизаторской и т. п. Им была заложена тенденция, характерная для многих последующих работ, — тенденция этнической ориентированности истории, сведения исторического развития региона только к истории мордовского народа.  Васильев предложил упрощенный, доходящий до вульгаризации, концептуальный вариант истории Мордовии.

Серьезным шагом вперед стала работа над «Очерками по истории Мордовской АССР» (1950-е годы), авторы которых достаточно четко определили концептуальные основы исследования: «В основе истории мордовского народа, как и всех других народов, лежит, прежде всего, развитие производства, способа производства, сменяющих друг друга на протяжении ряда столетий. История мордовского народа — это история производителей материальных благ, история трудящихся масс». Провозглашенный таким образом экономический детерминизм привел к преобладанию в исследовании социально-экономиче­ских сюжетов, политическая тематика была сведена преимущественно к истории классов и социальных групп. Была предпринята попытка отойти от этнической ориентированности региональной истории, однако, она свелась по сути дела к декларации о том, что «вся героическая история народов России не­опровержимо свидетельствует о ведущей роли великого русского народа в развитии социально-экономической и политической жизни всех народов нашей страны, в том числе и мордовского народа».

Существенной чертой концептуальных размышлений историков конца 1950-х — начала 1960-х годов было стремление отыскать черты в развитии региона, являющиеся проявлением общих закономерностей исторического процесса. Специфические явления либо не выявлялись, либо рассматривались как своеобразное преломление выделяемых марксизмом законов исторического развития.

На рубеже 1970 — 80-х годов в ходе подготовки двухтомника «История Мордовской АССР» и вузовского учебника «История Мордовской АССР с древнейших времен до наших дней» историки республики вернулись к проблеме концепции истории Мордовии. Происходило это в условиях наметившегося методологического кризиса отечественной исторической науки, однако, несмотря на это, высказанные в ходе работы идеи заслуживают внимания. В частности, акцентировалось внимание на специфике региона. Было отмечено, что «социально-экономические и культурно-бытовые особенности края как многонационального района страны освещаются на фоне поступательного движения всего российского общества». Конечный вариант подобного подхода нашел отражение в коллективной монографии «Навеки вместе» (1985).

Дальнейшие поиски в направлении концептуального осмысления истории Мордовии связаны с подготовкой во второй половине 1980-х годов многотомной «Истории крестьянства Мордовии», когда были предприняты попытки выработки новой модели региональной истории. Существует весьма жесткая оценка этой работы, высказанная Владимиром Кузьмичом Абрамовым, который утверждал: «Хотя книга выходила в свет в условиях практически снятой политической цензуры, использованные методологические подходы являются шагом назад даже по сравнению с исследованиями 50 — 70-х гг.». Однако с этим нельзя согласиться. Работа, без сомнения, содержит отдельные слабые главы (например, Ивана Андреевича Ефимова), но они не снижали в целом методологического уровня исследования, так как посвящены отдельным частным проблемам. Кроме того, свет увидели только два тома, посвященные советскому периоду истории. Но даже они позволяют говорить о поворотном характере работы. Впервые исследователи не просто осознали, но и заявили о необходимости концепции региональной истории. Впервые речь шла не только о формационном подходе, но и об учете цивилизационной парадигмы исследования.

В 1990-е годы происходят коренные изменения в историографической ситуации. Оформляется учебно-научный центр принципиально нового типа — Историко-социологический институт МГУ им. Н. П. Огарева, в рамках которого складывается опыт коллективного осмысления региональной истории, свое­образных «мозговых атак» в виде научных чтений (Сафаргалиевские, Меркушкинские, Степановские). Кроме того, стал накапливаться опыт анализа истории края на микроуровне, на примере района и сельских населенных пунктов (Ельники, Атяшево и т. д.). Все это позволило попытаться выдвинуть проект академической истории Мордовии и нового вузовского учебника по истории региона. Однако отсутствие опыта академических исследований привело к провалу этих попыток. Заявление ответственного редактора вузовского учебника «История и культура мордовского края» члена-корреспондента РАН ­Николая Михайловича Арсентьева о том, что книга «познакомит вас с сов­ременной интерпретацией истории и культуры мордовского края», оказалось несостоятельной. В первую очередь это связано с размытостью концепту­альных положений. Так, Арсентьев характеризует этническую территорию ­мордвы как земли, привлекательные для населения вообще, которые, прежде чем стать частью России, входили в орбиту геополитических интересов разных государств. Он  трактует мордву лишь как объект, а не субъект исторического процесса. В его понимании, она «постоянно перемещалась с места на место, приспосабливаясь к новым условиям, и адаптировалась к местным обстоятельствам, насильственно или добровольно подчинялась доминирующим в обществе нормам». В конечном счете Арсентьев приходит к выводу о том, что мордва не обладает собственным этносоциальным организмом.

Подобные идеи, изложенные к тому же в вузовском учебнике по истории Мордовии, с небывалой остротой обострили проблему концептуальной истории региона, что создало объективную потребность в выработке авторских вариантов концептуальных подходов.

Специфика современной региональной историографии заключена в том, что работа над концептуальными вопросами ведется не коллективами исследователей, как ранее, а отдельными авторами. Поэтому практически все предложенные варианты носят авторский характер и изложены в монографических и иных работах, которые порой посвящены специфическим специальным проблемам.

Одним из первых концептуальную модель региональной истории предложил профессор Николай Федорович Мокшин. Ее основные положения были изло­жены им в цикле монографий — «Этническая история мордвы XIХ — ХХ века» (1977), «Мордовский этнос» (1989), «Тайны мордовских имен» (1991), «Мордва глазами зарубежных и российских путешественников» (1993), «Религиозные верования мордвы» (1968, 1998). В совокупности региональная история предстает в работах Мокшина как этнически окрашенная и этнически ориентированная история. Мордовский этнос представляется исследователем своеобразным стержнем, вокруг которого происходили и происходят социально-экономические и политико-идеологические процессы в регионе.

Вариант концептуального подхода к истории края был предложен и нами в книге «Хронограф, или Повествование о мордовском народе и его истории» (1991). В его основу была положена идея неповторимости вклада каждого народа в то, что именуется цивилизацией. Параллельно была высказана мысль о несовпадении истории мордовского народа и края, что снимало противоречия в рамках локально-национальной дихотомии. Позднее, в монографии «Взгляд со стороны» (1995) в формирующийся подход была введена категория восприятия, трактуемая как условие диалога между культурами и этносами. В конечном счете сложилось убеждение, что историческая реальность и реальность человеческих связей и отношений может быть понята в их субстратной среде, в рамках социальной жизни, на уровне, непосредственно фиксирующем повторяемость и изменчивость ситуаций. Однако при этом существует осознание условного характера и искусственности вычленения изучаемого объекта из окружающего его более обширного социума. Именно с этих позиций были написаны книги «Мордовский народ: вехи истории» (2007), «Власть и общество: российская провинция в период социальных катаклизмов 1918 — 1920 гг.» (2010), «1000 историй к Тысячелетию» (2011). Подобный подход позволил рассматривать региональную историю как совокупность экономических, социальных, политических, этнических и культурных факторов, развивающихся с ускорением. При этом возникают условия, когда один из процессов (факторов) может иссякнуть, завершить свой цикл предельного ускорения, но другой процесс (фактор) тем временем набирает скорость. В результате динамика социума не пропадает, идет развитие.

Мордва — один из древнейших автохтонных народов Восточной Европы. Его история насчитывает более двух тысяч лет. Во второй половине I тысячелетия появилось деление этноса на мокшу и эрзю, зафиксированное в западноевропейских и восточных источниках в первые века II тысячелетия и осмысленное российскими учеными в XVIII столетии. В последней четверти ХХ века профессор Мокшин, размышляя над структурой мордовского этноса, назвал мокшу и эрзю субэтносами. Под субэтносами в науке обычно понимают группы людей, отличающиеся своеобразием культуры, языка и определенным самосознанием. В таком случае каждый из членов этноса входит в какой-либо из составляющих его субэтносов. У членов такого этноса существует двойное этническое самосознание: сознание принадлежности к этносу и сознание принадлежности к субэтносу. Поэтому и возможны утверждения: я не только мордвин, я еще и мордвин-эрзя; я не только мордвин, я еще и мордвин-мокша. Существование двух субэтносов позволяет говорить о бинарности как одной из отличительных черт мордовского этноса.

Деление мордвы на субэтносы закрепилось в российской научной и общественной практике в XVIII столетии. К концу ХХ века оно настолько стало привычным, что мокша и эрзя стали рассматриваться как нечто застывшее, и если можно употребить такой вольный термин, как нечто окостеневшее. Но реальная жизнь гораздо сложнее любой научной схемы или даже выверенной теории. Вспомним Иоганна Вольфганга Гете: «Суха теория, мой друг, но древо жизни зеленеет». Дело в том, что на протяжении истории внутренние и внешние условия существования мордовского народа неоднократно менялись и это приводило к тому, что временами субэтносы (мокша и эрзя) начинали развиваться относительно самостоятельно. Они получали толчок к разворачиванию своих внутренних сил и ресурсов, и возникала тенденция пере­растания субэтносов в этносы, вполне самостоятельные, хотя и родственные. Временами же, наоборот, субэтносы оказывались в сложных условиях, требующих объединения усилий, сплочения перед лицом опасности. В этом случае проявлялась тенденция свертывания субэтносов и их консолидации в единый этнос — мордву. Внутренние устремления и амбиции приносились в жертву общим интересам. Таким образом, сложилась пульсирующая этниче­ская система, которая то раскрывается, то свертывается. Можно утверждать, что мордва — пульсирующий этнос. И подобная пульсация сделала его весьма устойчивым и способным быстро и адекватно реагировать на вызовы Истории, позволила уцелеть на ее страницах.

Судьба мордовского народа изначально оказалась связанной с Россий­ским государством, что определило многое в последующем развитии и действиях этноса на исторической арене. Походы князя Святослава сделали мордву участником процессов генезиса и развития многонациональной державы Рюриковичей. Она вошла в состав государствообразующих народов и племен Древней Руси. Монгольское нашествие коренным образом изменило ситуацию, поставив мордовский народ на грань выживания. В невероятно тяжелых условиях трехсотлетнего монголо-татарского ига он смог выжить и подняться, восстановить былое единство с Русью. Мало того, имея многовековой опыт сосуществования с русскими и татарами, он выступал порой своеобразным мостом, соединяющим эти два великих народа.

Вторая половина XVI — XVII века характеризовались освоением мордовского края, созданием унифицированных структур (административно-территориальное деление, специализированная институциональная организация различных уровней управления и суда и т. п.), интенсивной земледельческой и промышленной колонизацией, экономической и социокультурной модернизацией. В результате мордовский край оказался полностью интегрированным в территориальную структуру будущего имперского центра, и на него стала распространяться та же политика, что и на другие провинции метрополии. Поэтому в строгом смысле слова отношение центра к мордве нельзя назвать имперским.

Мордва заняла особое место в истории Российской империи. Она не принадлежала к числу доминирующих этносов, однако имела ряд их черт, связанных с ее участием в генезисе империи посредством миграций и освоения окраинных земель. Первоначально строительство империи было тождественно процессу поглощения окраинных земель и их колонизации, в который мордовские крестьяне включились в силу целого ряда причин (аграрное перенаселение, бегство от устанавливавшихся феодальных порядков, русской помещичьей колонизации, христианизации и т. п.). Однако, несмотря на преимущественно субъективный характер этих причин, объективно мордовские переселенцы совместно с русскими способствовали складыванию имперской системы и поглощению окраинных земель. Они активно участвовали в  жизни российского «фронтира», внося свой вклад в конструктивные аспекты российской колонизации — рождение новой социальной идентичности, этниче­ских отношений, новых ландшафтов, регионального хозяйства и материальной культуры.

В имперский период окончательно сложились сущностные этнические характеристики мордвы, существующие и ныне, — бинарность, пульсирующий характер этноса, его интегрированность в российское общество. Особо следует отметить дисперсность расселения мордовского народа, которая еще более усложнила его этническую структуру. С учетом географического фактора в ней можно выделить этническое ядро — компактно живущую на определенной территории основную часть этноса. Вокруг ядра расположена этническая периферия — компактные группы мордвы, так или иначе отделенные от основной ее части. И, наконец, выделяется этническая диаспора — отдельные члены этноса, рассеянные по территориям, которые занимают другие этнические общности.

Дисперсность и этнически смешанный характер расселения мордвы позволил характеризовать ее как российский народ с геополитической точки зрения, тем более что в Сибири, на Дальнем Востоке, а особенно в Средней Азии и Казахстане мордовские переселенцы воспринимались местным населением как выходцы из центра России, как этнически русские, как проводники политики центральных властей.

Нельзя не сказать и о психологических чертах мордовского народа, сложившихся в ходе его многовековой истории. Карл Маркс, основываясь на материалах Василия Васильевича Берви-Флеровского, писал о поэтическом характере мордвина. Сам Берви-Флеровский отмечал: «Мордва имеют все свойства поэтических душ, они более застенчивы, чем робки; они весьма впечатлительны к ласкам и к хорошему обращению. Все впечатления действуют на мордвина очень сильно…». Лев Николаевич Толстой указывал на такое национальное качество, как упорство в достижении цели. Василий Осипович Ключевский же говорил о робости, и даже забитости российских финно-угров.

Эта книга никогда не была бы написана, если бы не многолетний кро­потливый труд сотен и сотен исследователей — историков, археологов, ­этнографов, культурологов, литературоведов, архивистов, их поиски и находки, их великое служение науке. Я многим обязан авторам, которых мне доводилось читать, с которыми мне пришлось общаться, людям, которые щедро делились со мной своими знаниями. При создании книги было принято решение писать ее не сухим академическим языком, а «забавным русским слогом»; одновременно произошел отказ от системы ссылок и сносок. Надеюсь, что это расширит круг читателей.